Интервью со скульптором Аделем Халиуллиным
Скульптор Адель Халиуллин: «Апокалипсис – хорошая почва для возрождения
Казанский мастер о выставке в «БИЗОNe», реставрации Эрмитажа, скульптуре «Внутренний мир», привлекшей особое внимание, и духовном росте
Большим успехом у зрителей выставки «Время согнутых локтей» пользуются скульптуры Аделя Халиуллина. Его отца обучал тонкостям ремесла сам Баки Урманче, а в творческом багаже Халиуллина-младшего — опыт реставрации Эрмитажа, создание самого большого в мире рельефа главной святыни мусульман Каабы и бюста поэта Иосифа Бродского, который хранится в союзе писателей России. В интервью «БИЗНЕС Online» скульптор рассказал, где берет материалы для своих экспериментальных работ и зачем вырезал человечка из язычка дверного замка.
Адель Халиуллин: «Я с детства мечтал стать скульптором. Как только мне давали глину или пластилин (а это в «художках» бывает нечасто), я «впадал в транс» и лепил часами. Педагоги говорили, что у меня талант»Фото: «БИЗНЕС Online»
«В Петербурге я обрел себя и понял, насколько раскрывает меня работа над скульптурой»
— Адель, вы росли в творческой семье: ваш отец Рамиль Халиуллин в прошлом художник. Вы самостоятельно выбрали свое ремесло?
— Да, я с детства мечтал стать скульптором. Моему отцу пришлось оставить творчество, для него это было трагедией, и он всячески поддерживал мое увлечение лепкой. Я с 6 лет ходил в художественную школу, но был неусидчивым ребенком, не мог спокойно рисовать за столом. Но, как только мне давали глину или пластилин (а это в «художках» бывает нечасто), я «впадал в транс» и лепил часами. Педагоги говорили, что у меня талант.
Уже тогда я понимал, для чего был рожден, и протестовал против внешнего давления. В Казанском художественном училище мне пришлось учиться на отделении керамики (на скульптурное не было набора), я сразу понял, что попал в чужую среду, и начал бунтовать. Вместо стандартных заданий сдавал свои творческие проекты, и возникали конфликты. На втором курсе меня отчислили.
— Затем вы поступили в Казанский федеральный университет.
— Да, на факультет дизайна интерьера. После обучения в Казанском училище это было несложно, к тому же я учился заочно. Поступать надоумил отец, он хотел, чтобы у меня было профессиональное образование.
В университете проблем не было — декан меня поддерживала, я участвовал во многих проектах, но через два года понял, что это не мое, и уехал работать в Петербург. Параллельно планировал поступить в Академию художеств имени Мухина. Из Казанского университета меня не хотели отпускать, но я не жалею об этом решении. Именно в Петербурге я обрел себя и понял, насколько раскрывает меня работа над скульптурой.
На фото: скульптура «Герой»Фото: «БИЗНЕС Online»
— Там вы поступили не в саму академию, а пошли на годичные подготовительные курсы. Почему?
— Отучился год, познакомился с интересными педагогами, которые научили меня лепить людей и реставрировать здания. Один из них — Александр Москалев — предложил заняться практикой. Я помогал создавать 6-метровых архангелов, восстанавливал Эрмитаж и со временем понял: это тоже учебный процесс. У педагогов и реставраторов я перенял драгоценный опыт.
— То есть в целом вы считаете, что художнику необязательно получать профессиональное образование?
— Я так не думаю. Просто так сложилась моя судьба. Если бы встретил суперклассного преподавателя, который посоветовал мне поступать к нему, я бы пошел. Но мне предложили альтернативу, и я прошел эту школу не в самой академии, а за ее пределами. Когда мы реставрировали наружные лепные декоры Эрмитажа и Русского музея, я очищал старую краску и понимал, как работали настоящие мастера. К тому же у меня были пропуски в закулисье обоих музеев, и я видел, как готовятся выставки, наблюдал за зарубежными делегациями, изучал выдающиеся произведения искусства. Это тоже большая школа.
«Я помогал создавать 6-метровых архангелов, восстанавливал Эрмитаж и со временем понял: это тоже учебный процесс. У педагогов и реставраторов я перенял драгоценный опыт» Фото: Sergey Smirnov/Global Look Press / www.globallookpress.com
«Мир намного интереснее, чем мы его видим»
— Расскажите какие-то детали о вашем опыте реставрации Государственного Эрмитажа.
— Их было несколько. Я запомнил дворик внутри Зимнего дворца. В нем стоит скульптура Геркулеса, которую видно только из окон Эрмитажа. Обычные посетители не могут зайти туда, так как дворик охраняется, а я заходил и видел, насколько тонко слеплен и как ювелирно запатинирован мастером Геркулес. Этого не передать словами! Когда мы реставрировали часть фронтона Эрмитажа под крышей, оказалось, что его украшают маски львов. А снизу они выглядят как точки. Идущий мимо человек даже не подозревает, насколько искусный наверху здания лепной декор или что он там вообще есть. Это знак того, что мир намного интереснее, чем мы его видим.
— Во время реставрации выдающихся архитектурных памятников вы работали с материалами, которые сейчас используете в скульптуре. Возможно, именно опыт реставрации повлиял на то, как необычно и смело вы комбинируете материалы в своих работах?
— Да, именно во время реставрации я знакомился с различными материалами, например с гипсом, из которого в Петербурге выполнены почти все лепные декоры (это уже сейчас их начали менять на полимер, который менее восприимчив к атмосферным воздействиям). Реставрируя Этнографический музей, я снял огромный барельеф с фигурами философов и исследовал кованые арматуры, замки, гвозди, вбитые в кладку. Каждый объект я видел изнутри, и это повлияло на пластику восприятия, которую я сейчас передаю в скульптурах.
«Недавно нашел старые алюминиевые лопаты для уборки снега и нарезал из них спирали для скульптуры «Жизнь» (на фото слева)» Фото: «БИЗНЕС Online»
— С какими материалами вы предпочитаете работать?
— Вернувшись в Казань, я сначала отливал объекты из бронзы, но быстро понял: это слишком долго. Тогда начал искать варианты, как упростить процесс. Часто сама жизнь подсказывает мне, где искать и как комбинировать материалы. Недалеко от моей мастерской лежал 100-летний дуб, я его распилил и сделал подставку для «Внутреннего мира». Недавно нашел старые алюминиевые лопаты для уборки снега и нарезал из них спирали для скульптуры «Жизнь».
— Художник Денис Гардари, ранее выставлявшийся в «БИЗОNe», рассказывал в интервью, что у каждого материала есть своя душа и воля, диктующие замысел сочинения. Вы согласны с этим?
— Да, у меня есть скульптура «Вечный выбор», ее гости галереи тоже увидели. Я хотел сделать объект, но не было средств и времени — чтобы отлить что-то в бронзе, нужно слепить фигуру, перевести ее в воск, отдать литейщику и полученный полуфабрикат зачистить от литников. Тогда я начал вырезать человечка из латунного язычка от замочка. Я думал, материала хватит для того, чтобы вырезать обе ноги, но надрез попал на ногу героя, и его вторая конечность оказалась без ступни — копыто. Я поставил фигурку на камень и понял, что вот он, вечный выбор — движение вверх или деградация. В камне я вырезал ступени вниз в виде гробика, а сверху прикрепил лестницу из стекла, символизирующую путь наверх через двери разума и сердца.
«Я поставил фигурку на камень, и понял, что вот он, вечный выбор — движение вверх или деградация» (на фото: скульптура «Вечный выбор»)Фото: «БИЗНЕС Online»
«Жизнь не бесконечна — это мотивирует человека идти праведным путем»
— Один из ваших сквозных образов — образ Сверхчеловека. Чем или кем вы вдохновляетесь, создавая его? Расскажите о сотворении нескольких подобных образов.
— Я прочитал труды Фридриха Ницше, в частности «Так говорил Заратустра», и понял, что человек является мостиком между обезьяной и сверхчеловеком. И к этому далекому сверхчеловеку нужно стремиться — эволюционировать самому и заражать развитием других. Сопоставив идеи Ницше со своим внутренним миром, я начал вводить в скульптуры подобные образы.
— А что самое сложное вы преодолели в своей жизни?
— Когда мне было 15 лет, умерла моя мама. Все это совпало с очень тяжелым подростковым кризисом. Начались большие проблемы в отношениях с отцом. После ухода из университета отец разочаровался во мне. Было трудно не обозлиться и после вернуться в Казань, а не остаться жить в Питере, забыв близких и знакомых. Из Казани я уезжал отщепенцем, а приехал восстанавливать контакты с семьей. Я понимал, что, не помирившись с ними, не смогу идти дальше. И действительно — лучшие скульптуры я создал именно в Казани. Здесь же нашел очень близкого человека — жену. Боялся, что дома меня не примут, но нашел силы вернуться и духовно вырос.
В моей жизни всякое бывало. Уместно будет вспомнить скульптуру «Начало пути», где герой смотрит на верхнюю дверцу и думает: стоит ли подниматься? А стоит он на черепе, символизирующем смерть. Что мотивирует человека идти праведным путем? Только сознание того, что жизнь не бесконечна. Некоторые люди бросаются во все тяжкие. Я тоже с этим сталкивался — до переезда в Петербург употреблял и наркотики, и алкоголь, а когда начал работать над скульптурой, понял, что нашел себя. Это великое счастье, но, чтобы его не потерять, нужно развиваться и постоянно контролировать себя. Когда я вернулся в Казань, друзья начали обратно затягивать меня в болото. Но я уже был другим и постарался объяснить им это.
« Действительно — лучшие скульптуры я создал именно в Казани»Фото: «БИЗНЕС Online»
«Мои работы поймет и татарин, и русский…»
— Можно сказать, что вы ощущаете и позиционируете себя именно как татарский мастер?
— Скорее нет, хотя у меня есть этнические скульптуры. Я татарин и родился в Казани, но мои мысли идут далеко за пределы национального контекста. Они исследуют внутренний мир человека, его скрытый потенциал, и поэтому универсальны. Даже если зритель иностранец и не может прочесть описание объекта на русском языке, он наверняка поймет его по-своему. Мои работы поймет и татарин, и русский, и любой другой посетитель галереи.
У меня есть любимый татарский скульптор — Баки Идрисович Урманче, учитель моего отца. Я вырос на его работах, но свой стиль обрел уже в Петербурге, вдохновляясь скульптурами русских и зарубежных мастеров.
— Одна из ваших выставок, которую вы делали вместе с казанской художницей Анной Федоровой, называлась «Апокалипсис. Возрождение». Как вы ощущаете нынешнее время — как апокалипсис или уже как начало возрождения?
— Анна назвала выставку «Апокалипсис». Это было интересно и провокационно, но я захотел привнести в концепцию что-то свое и добавил слово «возрождение». Думаю, сейчас все мы к нему движемся. Жизнь непрерывно обновляется и пробивается сквозь любые преграды, а в сгоревшем лесу взрастает самая сочная зелень. Так что апокалипсис — хорошая почва для возрождения.
«Через друзей мне удается продать некоторые работы за рубеж. Одна скульптура уехала в Бразилию, две другие — в Соединенные Штаты и Италию. Зиганшин подарил несколько моих объектов во Франции и Корее»Фото: «БИЗНЕС Online»
— Мы уже упоминали о том, что ваше искусство известно далеко за пределами Татарстана. В каких частных коллекциях представлены эти работы?
— Я не знаю фамилии многих покупателей, но часто это высокопоставленные люди. Ко мне как-то приезжал один человек из управления культуры вместе с коллекционером, который приобрел у меня скульптуру для подарка. Но, когда я начал узнавать, кому ее потом подарили, выяснилось, что скульптура ушла «высоко», но обладатель предпочел сохранить конфиденциальность. Могу назвать одного коллекционера и своего постоянного заказчика — Фиргата Зиганшина, гендиректора московской компании «Фламакс», занимающейся строительством резервуаров для пожаротушения. Он заказывает у меня бренд-атрибутику и подарки. Иногда пишет в WhatsApp*: эту скульптуру отдали министру, эту — директору крупной фирмы. Но информацию просит не разглашать — большие люди не любят, когда о них лишний раз упоминают.
Через друзей мне удается продать некоторые работы за рубеж. Одна скульптура уехала в Бразилию, две другие — в Соединенные Штаты и Италию. Зиганшин подарил несколько моих объектов во Франции и Корее. Так постепенно география расширяется.
* принадлежит Meta — запрещенной в России экстремистской организации